Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Можно подумать, у Веры был выбор.
— Хорошо, — сказала она обреченно. — Я буду вас ждать.
* * *
Всю дорогу до Спасского-Лутовинова Вера Ярышева думала о том, как ей все-таки повезло в жизни. У нее были самые мудрые, самые понимающие родители, готовые поддерживать ее всегда и во всем. Они внешне спокойно (хотя Вера знала, насколько обманчивым было их напускное спокойствие) приняли и ее скоропалительный брак, и последовавший через три года развод. Они помогали ей растить сына, безропотно оставались с ним, когда она пропадала на работе до глубокой ночи, отпускали в командировки, мирились с ее непростой личной жизнью, не лезли с непрошеными советами, но охотно их давали, когда Вера спрашивала их мнение.
Еще у нее рос самый терпеливый и не обидчивый сын, спокойно отпускающий маму по ее важным делам, не ноющий и не отбивающийся при этом от рук. Веру он любил трепетной сыновней любовью, бабушку обожал, деда оберегал от тревог, зная, что у того слабое сердце. В школе учился хорошо, любил читать, мог всплакнуть над книжкой, если там встречалось что-то грустное, больше всего на свете обожал профитроли со сливочным кремом и ужасно этого стеснялся. Боялся, что примут за девчонку.
Сыну было десять, еще совсем ребенок, но уже отчаянно желающий стать взрослым. В выходные он обязательно приходил к Вере под бок. Он любил вот так, бездумно, валяться с ней в постели и болтать обо всем на свете. Он все еще радовался, когда она вечерами сидела рядом и читала ему, лежащему в кровати, книгу, но уже мог вывернуться из-под ее рук, пытавшихся мимоходом его обнять, от ее губ, пытавшихся поцеловать вихрастую макушку, теплым дыханием раздуть легкие, словно пух одуванчика, волосы.
Он неумолимо рос, взрослел, мужал, и Вера все чаще с сожалением думала о том, что не насладилась вдоволь тем временем, когда он был еще крохой, слишком мало была рядом, чтобы удержать в памяти его смешные словечки, крохотные пятки, которыми он размахивал, хохоча во все горло над чем-то смешным, серьезную складку между бровями, с которой нанизывал кольца на пирамидку, сосредоточенность, с которой размазывалась по столу манная каша.
Иногда она думала, что совсем скоро у него начнет ломаться голос и появится темный пушок над губой, а потом он приведет в дом девочку. Размышлять про это было грустно, и Вера запрещала себе, так же как гнала запретные мысли о том, что стареют родители.
Семья была ее тылом, надежным и гарантированным. На него можно было не оглядываться, идя вперед по трудной дороге, которую она себе выбрала. Она — добытчик. Она — кормилец семьи. Ей никто ничего не должен, каждую копейку она должна заработать, а точнее, отработать, не жалуясь и не выпрашивая преференций. Жаловаться стыдно.
Сидя сейчас рядом с Молчанским, который, как оказалось, отпустил домой водителя и теперь за рулем служебной машины сидел сам, она думала о том, что делала бы, случись с ней такая же беда, как с шефом. Сегодня он сказал ей, что потерял самое дорогое, что у него было — семью, и Вера верила в это его откровение. Смогла бы она продолжать есть, пить, дышать, ходить на работу, решать свалившиеся на голову серьезные проблемы и при этом сохранять лицо, не орать, не визжать, не кататься по земле, если бы у нее вдруг не стало семьи за спиной? Она очень в этом сомневалась.
Неудивительно, что ее непьющий шеф первым делом ушел в запой. Она понимала, что у него просто вышибло пробки, и эти несколько дней отключки были защитной реакцией, необходимой, чтобы не сойти с ума. Но теперь он снова был в строю, и, искоса поглядывая на невозмутимо возвышавшегося на водительском сиденье шефа, Вера видела привычного Молчанского, уверенного в себе победителя жизни, железной воле которого подчинялись любые обстоятельства. А в душе? Кто там знает, что на самом деле творится сейчас в его душе?
Шеф, ничего не подозревающий о мыслях по поводу его души, раздумьям не мешал. Всю дорогу он молчал, глядя в темноту за лобовым стеклом, в которой мелькали белые мухи снега. И Вера была страшно благодарна ему за это молчание. Любые слова сейчас казались бы неуместными, а значит, раздражали.
Почему-то больше всего на свете Вера сейчас боялась, что он начнет ее спрашивать про Крылова. Вчерашнее свидание теперь казалось отчего-то постыдным, как будто Вера публично сделала что-то неприличное. От внезапного смущения кровь прилила к лицу, стало так жарко, как перед обмороком, или жарящая на полную мощность печка была тому виной?
Вера потащила с шеи шарф, размотала, пристроила на коленях, немного припустила стекло, чтобы подышать.
— Тебе плохо, что ли?
Ух, какой он, оказывается, внимательный, ее шеф! В других обстоятельствах Вера даже обрадовалась бы его внезапно проснувшейся бдительности. Как правило, личный помощник в его жизни проходил по разряду мебели. Но сейчас ей было стыдно от внезапно накатившей слабости. Она не может себе позволить в сложившейся ситуации оказаться слабой. Наоборот, должна быть надежной опорой, на которую можно положиться. Молчанский в состоянии ценить незаменимость, а значит, о работе и зарплате можно будет не волноваться. Да, она очень хорошо понимала шефа, который в списке потерь на второе место поставил свой бизнес. Сама Вера больше всего боялась потерять работу. После семьи, конечно.
— Нормально мне, — буркнула она. — Жарко просто. В этой машине не печка, а зверь.
Молчанский послушно начал нажимать на кнопки климат-системы.
— Зря я тебя в ночи из дома дернул, — сказал он с некоторым сожалением в голосе. Это сожаление было для нее внове. Тот Молчанский, которого она знала, не мог сожалеть о подобных пустяках. — Я просто совсем не могу сейчас один оставаться. Шут его знает почему. Ну хочешь, мы с тобой шкаф с нэцке проверим и я тебя к Димке отпущу?
Схлынувшая было жаркая волна начала подниматься снова, грозя смертью от удушения.
— Его нет дома, — хрипло сказала Вера, откашлялась, чтобы прогнать удушье. — Он в командировку уехал. И вообще, вы не думайте ничего, Павел Александрович, мы просто один раз поужинали в ресторане, и все.
— Я ничего такого и не думаю, — весело ответил Молчанский. Нет, положительно он над ней насмехался. Вера недовольно отвернулась к окну.
В полной тишине они приехали в Спасское-Лутовиново. Шеф достал брелок с пультом от сигнализации, начал проводить нехитрые манипуляции, чтобы отключить сигнал тревоги, включить освещение во дворе и открыть ворота. Неясная мысль снова заворочалась в голове, словно медведь, разбуженный в берлоге посредине зимы, медленная и неуклюжая спросонья. Вера попыталась сосредоточиться, чтобы привезти мысль «в чувства».
— Ты идешь или нет?
Молчанский, оказывается, уже завел машину во двор, вылез и теперь стоял перед Верой, открыв ее дверцу.
Медведь в голове, воспользовавшись тем, что Вера отвлеклась, тут же уютно свернулся клубком, чтобы продолжить спать.
— Да, иду, — с досадой сказала Вера. Все ей казалось, что она упускает что-то важное.
Она выпрыгнула из машины, старательно не замечая протянутой ей руки. Ей показалось или Молчанский действительно вздохнул, недовольный ее эмансипированностью? В доме было тихо и темно. Лишь проникающий с улицы свет фонарей разгонял по углам сгустившийся сумрак. Но и там, в углах, могли прятаться злые чудища, взламывающие стеклянные двери, взрывающие машины и убивающие людей.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
